Юридические статьи

Становление и развитие института соучастия в отечественном уголовном законодательстве

В настоящее время в юридической литературе наблюдается все больший интерес к истории развития Российского уголовного законодательства, к обобщению практики правотворческой деятельности и применения норм уголовного права. При этом многие ученые посвящают свои публикации не только советскому, но и дореволюционному периоду, который до последнего времени исследовался меньше, хотя и заслуживал большего внимания.

Интерес к проблемам истории объясним, прежде всего, тем, что обращение к прошлому, к становлению и развитию как всей системы уголовного законодательства России, так и его отдельных институтов или норм призвано в большей мере оценить настоящее, а значит обеспечить более плодотворное развитие уголовно-правовой мысли в будущем.

К этому познанию, вне всякого сомнения, следует отнести и вопросы зарождения и развития института соучастия в преступлении, который за многовековой период своего существования накопил разносторонний материал в сфере изучения этой достаточно сложной проблемы уголовного права.

Периоды развития дореволюционного и советского законодательства имеет для нас главным образом познавательное значение в плане того, «что было и как было», уяснения связи времен. Но нельзя отрицать позитивности законодательного опыта прошлого, некоторых моментов его в сегодняшнем законотворчестве. В той связи прежде, чем рассматривать вопросы соучастия, одного из важнейших правовых институтов Общей части уголовного права, обратимся к истории законодательства, особенно дореволюционного и советского периодов его развития.

Следует отметить, что первые памятники древнерусского права, к которым историки относят договоры Олега и Игоря с греками (911 и 945 годы), представляли собой лишь зарождение уголовно-правовых понятий преступления и наказания. Вопросы соучастия, как одного из наиболее сложных институтов уголовного права, оставались в стороне.

Однако случаи привлечения к ответственности нескольких лиц, совместно совершивших общественно опасное деяние, были известны судебной практике времен раннего феодализма. Например, профессор А. Ф. Бернер указывает, что в 1024 г. на Суздальской земле свирепствовал голод. По обыкновению народ прибег к волхвам. Волхвы обвинили старух. Старух убили. Узнав об этом, Ярослав Мудрый велел переловить волхвов и, как свидетельствует летопись, одних сослать на другие земли, а других предать смертной казни.

То обстоятельство, что Ярослав не предал одному и тому же наказанию всех волхвов, необоснованно обвинивших старух в стихийном бедствии, можно по-видимому признать одной из первых попыток индивидуализировать наказание в зависимости от степени участия виновных в совершенном деянии. В дальнейшем указанный принцип, определявший ответственность совместно действующих лиц, многие годы оставался в тени.

Впервые на законодательном уровне названные установления, определявшие ответственность соучастников и связывавшие этот институт с конкретными уголовно-правовыми деликтами, встречаются в Русской правде. По справедливому мнению профессора А. В. Наумова, содержательная часть Русской Правды дает все основания признать, что размер наказания различался в зависимости от того, было ли совершено преступление в одиночку или несколькими лицами.

Анализируя ст. 31 Русской Правды (краткой редакции) можно утверждать, что соучастники наказывались гораздо строже, нежели лица, совершившие преступление единолично. Законодательные акты времен раннего феодализма еще не знали общего определения понятия соучастия. Не выделяли правовые памятники той эпохи и виды соучастников преступления. Не различали его формы. Тем не менее, в отдельных постановлениях уже содержались самостоятельные нормы, устанавливающие ответственность и наказание за соучастие в совершении конкретных видов преступного поведения.

Дальнейший шаг в развитии уголовного законодательства России связан с эпохой укрепления центральной власти, процессом преодоления феодальной раздробленности. Результатом преобразований той поры явилось принятие Судебника Ивана III (1497 год) и Судебника Ивана IV (1550 год), которые являлись первыми едиными законами Русской земли. Оба Судебника пополнили перечень преступлений новыми видами и подразделили их по подсудности. Однако в развитие института соучастия, его форм существенных изменений внесено не было.

Соборное Уложение 1649 года было первым Общим Сводом Законов России. Оно состояло из 25 глав и 967 статей, многие из которых были посвящены вопросам уголовного права.

Большинство отечественных юристов не без оснований связывают принятие Соборного Уложения с прорывом в развитии Российского уголовного законодательства, его отдельных институтов и норм. Н. Г. Иванов указывает: «Уложение 1649 года, наряду с трактовкой иных правовых институтов, дало блестящий образец законодательного понимания соучастия. Строго говоря, современная уголовно-правовая доктрина не внесла ничего принципиально нового в определение основных признаков соучастия по сравнению с определением, предлагаемым в Соборном Уложении».

Действительно, составители Соборного Уложения попытались не только установить ответственность за преступления, совершенные, в соучастии, но и предприняли шаг в сторону законодательного закрепления понятия этого института, акцентировав особое внимание на умышленном характере деятельности виновных.

Представляется, что именно в этом памятнике средневековья впервые производилось достаточно четкое и завершенное деление соучастников на виды, с выделением фигур исполнителя, подстрекателя и пособника.

Важный этап в развитии принципа индивидуализации ответственности соучастников связан с изданием Наказа Екатерины Великой.

Проникнутая идеями французских просветителей, Екатерина II пыталась установить твердое правило, требующее решать вопрос об уголовной ответственности и наказании каждого соучастника в зависимости от характера его участия в преступлении. При этом в Наказе Екатерина проводила достаточно четкое деление соучастников на исполнителей и сообщников.

Наказ Екатерины II так и не был воплощен в жизнь. Однако значение этого памятника русского права неоценимо. «Величавая попытка Екатерины Великой, — писал в прошлом столетии выдающийся представитель отечественной юридической науки профессор Н. С. Таганцев, — не дала непосредственных результатов; но было бы неправильно утверждать, что она не имела никакого влияния на дальнейший ход нашего законодательства".

В эпоху царствования Николая I вступил в силу с 1 января 1835 года Свод законов, отменив Соборное Уложение 1649 года, Артикул воинский 1715 года и все указы, изданные с 1649 года).

Как указывает А. Н. Трайнин: ″Свод законов не содержал понятия соучастия в преступлении. Он выделял лишь виды соучастников, подразделяя их на сообщников, зачинщиков или подговорщиков, помощников или участников, а также укрывателей преступления. Вопрос об ответственности совместно действующих лиц решался следующим образом: зачинщики и главные виновники наказывались строже в сравнении с иными соучастниками преступления″.

Законодательные постановления о соучастии, представленные в Своде законов в дальнейшем нашли свое отражение в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных, которое было введено в действие с мая 1845 года. В последствие, претерпев различной степени изменения, данное Уложение действовало вплоть до революционных событий 1917 года.

Уложение выделяло следующие разновидности совместной деятельности виновных: совершение преступления по предварительному соглашению — заговор, или без такового — скоп. Совершение преступления «целого общества злодеев, занимающихся преступлением в виде ремесла», именовалось шайкой. Таким образом, составители Уложения предложили критерии, характеризующие все известные тому времени групповые образования и позволяющие с предельной точностью разграничить виды соучастия: предварительный сговор — соглашение до момента покушения на преступление и сговор, не носящий предварительного характера — соглашение, достигнутое в процессе покушения.

Виды соучастников выделялись в зависимости от конкретной разновидности совместной деятельности виновных. Для соучастия с предварительным соглашением были характерны зачинщики, сообщники, подстрекатели и пособники. При этом закон определял конкретную роль, предназначенную тому или иному соучастнику.

Для соучастия без предварительного соглашения – главные виновные и участники. Причем участие, согласно этому документу, могло быть как непосредственным, так и выражаться лишь в доставке средств для совершения преступления или в устранении препятствия к его совершению.

Уложение о наказаниях объединило в рамках института соучастия прикосновенность к преступлению — попустительство, укрывательство и недоносительство.

Уложение не содержало четкого понятия соучастия, не выделяло его признаков. Разумеется, это вряд ли способствовало единообразию проводимой государством политики в области отправления правосудия и предрешало горячие споры в теории.

Несмотря на всю сложность и казуистичность системы Уложения 1845 года в отношении вопросов соучастия, стержневые положения закона, определявшие основы данного института в целом, оказали неоценимое значение при конструировании уголовно-правовых норм о соучастии в будущем.

Большим достижением в этом направлении стали нормы о совместной преступной деятельности, изложенные в Уголовном уложении 1903 года в разработке которого принимали участие такие крупнейшие криминалисты России, как Н. С. Таганцев, И. Я. Фойницкий, Н. А. Неклюдов и др.

Разработчики Уголовного уложения наряду с другими не обошли стороной и вопрос, связанный с формами соучастия. В Уложении выделялось четыре разновидности преступных образований, достаточно четко и ясно различаемых между собой – соучастие с предварительным сговором и без такового, преступное сообщество и шайка. Забегая вперед отметим, что именно этот опыт дореволюционного законодательства был использован современными криминалистами при составлении нового Уголовного кодекса России.

В целом можно утверждать, что установления о соучастии, разработанные составителями Уголовного уложения, преодолели феодально-казуистический характер, присущий большинству норм Уложения о наказаниях, были вполне сформированы, отвечали требованиям западноевропейского уровня и, безусловно, могли бы выступить в качестве основы для создания и развития советского уголовного законодательства в первые годы его существования.

Однако перед новой государственной властью в лице ее законодательных, исполнительных и судебных органов возникла довольно сложная проблема, связанная с отношением к старому праву, буржуазно-помещичьему законодательству. К сожалению, у советских законодателей не было сомнений, что дореволюционная правовая система подлежит отмене. Но чем ее следовало заменить? В качестве своеобразных суррогатов старых законов выступило интуитивное право — «революционное правосознание» и «революционная совесть». Этот неизвестный ранее российскому праву источник позволил создавать революционные суды и вершить правосудие еще до принятая Декрета № 1 «О суде».

Однако и Декрет № 1 «О суде», изданный в 1917 году, лишь формально решал вопрос об отношении к царским уголовным законам. Возможность их применения находилась под тем же строгим контролем «революционной совести» и «революционного правосознания». «Суды руководствуются в своих решениях и приговорах законами свергнутых пра-вительств лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести, революционному правосознанию», — объявлялось в декрете.

Декрет № 2 «О суде» (1918 г.) предлагал судам применять только декреты Советской власти, а в случае неполноты или отсутствия соответствующего декрета руководствоваться социалистическим правосознанием. При этом судам воспрещалось в приговорах и решениях ссылаться на законы свергнутых правительств. Таким образом. Декрет № 2 «О суде» исходил из иной презумпции — старая норма сохраняла силу лишь в том случае, если она входила либо в новое право, либо в социалистическое правосознание.

Вместе с тем, вопросы противодействия групповой преступности все больше требовали законодательного разрешения. Поэтому уже первые официальные документы нового правительства содержали отдельные положения и постановления, предусматривающие жесткие меры пресечения любых проявлений совместной противоправной деятельности виновных и прежде всего контрреволюционной деятельности.

Так, к примеру, обращение к населению «О победе Октябрьской революции и о задачах борьбы на местах» требовало самой беспощадной борьбы с преступными сообществами, юнкерами и корниловцами. СНК от 11 ноября 1917 года «О борьбе с буржуазией и ее агентами, саботирующими дело продовольствия армии и препятствующими заключению мира» практически была поставлена вне закона любая групповая деятельность, направленная на свержение власти.

Таким образом, становление нового уголовного законодательства России шло по пути конструирования норм, направленных на запрет конкретных видов совместной деятельности преступников. Эти нормы затрагивали лишь некоторые общие вопросы данного института.

Следует отметить, что к законодательным актам первых лет советской власти, впервые определяющим круг соучастников и устанавливающим их ответственность и наказание, относятся декреты СНК от 8 мая 1918 года «О взяточничестве», от 22 июля 1918 года «О спекуляции», декрет ВЦИК от 8 апреля 1920 года «О мерах борьбы с дезертирством» и т. п. В указанных законодательных актах соучастниками признавались не только подстрекатели и пособники, но и лица, прикосновенные к преступлению.

Хотя революционные правосознание и совесть – как указывает О. Ф. Шишов, — заменяли общие принципы права, но, тем не менее, учеными все настоятельнее ставился вопрос о необходимости оформить практику борьбы с преступностью, основанную на правосознании, в соответствующий законодательный акт.

Таким актом явились принятые 12 декабря 1919 года «Руководящие начала по уголовному праву РСФСР, которые представляли собой обобщенный двухлетний опыт деятельности судебных органов, сформулированный в основных институтах и исходных нормах Общей части уголовного права.

В частности, в ст.21 Руководящих начал указывалось, что за деяния, совершенные сообща группой лиц (шайкой, бандой, толпой), наказываются как исполнители, так и подстрекатели и пособники. Содержательная часть указанной формулировки далеко не полностью отражала признаки, присущие данному институту. Не были учтены и положения ряда декретов, в которых речь шла о такой опасной фигуре, как организатор преступления.

Наконец, следует отметить верную позицию А. Е Моховой, что эти Руководящие начала определяли наказание не по степени участия, а по степени опасности преступника и преступления.

Необоснованность подобного указания была очевидной и по мнению отдельных криминалистов являлась шагом назад даже в сравнении с Соборным Уложением царя Алексея Михайловича.

Более совершенна норма о соучастии была сконструирована в УК РСФСР 1922 года. Так ст. 15 УК гласила: «За преступление наказываются как исполнители, так и подстрекатели и пособники». Мера наказания каждому соучастнику определялась не только степенью опасности преступника и совершенного им деяния, но и степенью участия лица в преступлении.

Иначе говоря, учитывалась не только социальная опасность личности преступника, но и в равной мере – степень участия каждого лица в совершении преступления.

Это указание было подтверждено в ст. 12 Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик, принятых постановлением ЦИК СССР от 31 декабря 1924 года.

Основные начала 1924 года не давали законодательного определения понятию соучастия в преступлении, что, несомненно, являлось существенным пробелом. Отсутствовало это определение и в УК РСФСР 1926 года, где предусматривались лишь виды соучастников: исполнители, подстрекатели и пособники. Групповые преступления как элементы квалифицированных составов упоминались лишь в Особенное части этого УК, а заранее не обещанное укрывательство оценивалось как разновидность пособничества.

Отсутствие законодательной формулировки понятия соучастия позво- лило отдельным специалистам выдвинуть идею его широкого толкования. Авторы этой идеи не считали обязательным установление вины и причинной связи между деятельностью соучастников и наступившим преступным результатом и, по существу, обосновывали принцип объективного вменения.

Впервые в истории советского уголовного законодательства понятие соучастия было сформулировано в Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 года. Статья 17 Основ определяла соучастие как умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении преступления. Заранее не обещанное укрывательство не признавалось видом соучастия.

Следует отметить, что основные идеи о соучастии и его формах заложенные в Основах, обогащенные практикой деятельности судебных и следственных органов, получили свое отражение и развитие в уголовном законодательстве последующих лет, в частности, в УК РСФСР 1960 года.

Действительно, выделяя широкий перечень форм соучастия (группа лиц и группа, образованная по предварительному сговору, организованная группа и преступная группировка, банда и заговор) и, не давая четких критериев их разграничении, законодатель обрекал практических работников на серьезные затруднения в процессе квалификации преступлений, совершенных совместно несколькими лицами.

Уголовный кодекс РСФСР, действующий в то время, давал лишь определение соучастия, но не выделял его форм, что, обедняло правовое представление о преступности в целом, не формулировало юридических оснований для борьбы с групповой преступностью. В этой связи представителями отечественной науки и практики не раз ставился вопрос о настоятельной необходимости классифицировать соучастие по формам и, основываясь на криминологических, социально-психологических и уголовно-правовых исследованиях, дать ему четкое определение.

Все это потребовало создания нового уголовного кодекса, основанного на иных исходных принципах и свежих идеях. Новый УК РФ был принят Государственной Думой 24 мая 1996 года, одобрен Советом Федераций 5 июля 1996 года, подписан Президентом России 13 июня 1996 года и введен в действие с 1 января 1997 года.

В новом Уголовном кодексе Российской Федерации институт соучастия получили дальнейшее развитие.

Что касается форм соучастия, то в сравнении с УК РСФСР 1960 года новый Уголовный кодекс детально конкретизировал законодательное определение видов соучастников (ст.33), дал более стройную классификацию совместной деятельности виновных, выделив в рамках групповых объединений четыре разновидности – группу лиц, группу лиц, образованную по предварительному сговору, организованную группу и преступное сообщество (преступную организацию) (ст.35).

В особенной части УК указано, что групповой способ посягательства выступает в качестве квалифицированного или особо квалифицированного признака состава преступления. Кроме того, наряду с бандитизмом (ст.209), законодатель установил ответственность за организацию незаконного вооруженного формирования или участие в нем (ст. 208), за организацию преступного сообщества (преступной организации) (ст.210), за организацию объединения, посягающего на личность и права граждан (ст. 239).

Таким образом, следует отметить, что принятие нового уголовного законодательства России не подводит черту в развитии института соучастия и его форм, который на протяжении длительного времени продвигался в направлении обстоятельной регламентации его понятия, дифференциации видов соучастников, их ответственности и наказания. Дальнейшее совершенствование законодательства, в частности, по формам соучастия с учетом опыта прошлого и развития положительных традиций отечественного права – процесс неизбежный и весьма необходимый. Тем более, что не все положения нового УК воспринимаются однозначно. А отдельные, на наш взгляд, его нормы, относящиеся к формам соучастия, и вовсе не лишены недостатков. Подробный их анализ и предложения по совершенствованию найдут место в ходе дальнейшего дипломного исследования.

Метки: Уголовное право


yurist 77 ru yuridicheskie uslugi