Проблема различного толкования в судебных решениях

Как было отмечено выше, установленный в Конституции принцип законности допускает, в какой-то мере, парадокс — суд должен действовать в соответствии с законом, но при этом в процессе применения законов при вынесении судеб­ных решений суд сам устанавливает содержание закона. Возможна коллизия с самим принципом законности, который запрещает суду подменять собой зако­нодателя и изменять содержание закона.

Суд не может ссылаться на те или иные положения, которые не установлены в законе. Однако проблема возникает в тех случаях, когда происходит разночтение закона еще на стадии толкования. Эта проблема в российской правовой системе решается путем установ­ления иерархии толкования. Вышестоящий суд может отменить решение су­да на основании неправильного применения закона.

В статье 382 УПК разъясняется понятие «неправильное применение»: «Нарушения требований Общей части Уголовного кодекса Российской Фе­дерации; применение не той статьи или не тех пункта и (или) части статьи Особенной части Уголовного кодекса Российской федерации, которые под­лежали применению; назначение наказания более строгого, чем предусмот­рено соответствующей статьей Особенной части уголовного кодекса Россий­ской Федерации».

Первые два пункта касающиеся неправильного применения непосредственно могут быть связаны с толкованием. Например, положения Общей части УК истолкованы в соответствии с принципами юридического толкова­ния, но при этом получены разные результаты толкования, в силу много-смысленности терминов Общей части. У специалистов по уголовному праву часто имеются различные мнения по значению тех или иных понятий, со­держащихся в общей части УК. Например, относительно понятия «необходимой обороны». Как измерять пределы необходимой обороны? Даже ре­дакция ст. 37 УК от 14.03.2002 N 29-ФЗ, допускающая нанесение любого вреда нападающему, если нападение опасно для жизни, оставляет множество вопросов. Какое посягательство можно считать опасным для жизни? Еще бо­лее неопределенно понятие «малозначительности», которое установлено в п. 2 ст. 14 УК. В данном случае толкование остается полностью на совести су­да.

С толкованием может быть связано и применение не той статьи или не того пункта Особенной части УК (п. 2 ст. 382 УПК). Применение не той ста­тьи, которая должна применяться, основано на положении, что объективная часть содеянного полностью соответствует понятию преступления, однако это не тот вид преступления, на которое указывает статья в приговоре. Дан­ным пунктом статьи урегулированы, прежде всего, случаи неправильного толкования событий, преступления. Но возможна ситуация, что преступное деяние по своим признакам определено верно, но неверно истолкована ста­тья, которую применяет суд.

Понятия, содержащиеся в Особенной Части УК, также не всегда дают однозначный ответ. Например, каковы границы понятия хулиганства, кото­рое в УК раскрывается как грубое нарушение общественного порядка, выра­жающее явное неуважение к обществу. До конца не определены критерии, позволяющие разграничивать «грубое» и «негрубое» нарушение общественного порядка, «явное» и «неявное» неуважение к обществу.

Вопрос соответствия деяния норме — это вопрос, прежде всего толко­вания. Если используются принятые в праве способы толкования нормы, прежде всего соответствие логике, то нет оснований говорить о неправиль­ном толковании норм, исходя из принципов юридического толкования. Пра­вильность определяется вышестоящим императивным методом, когда выше­стоящая инстанция определяет правильное применение, руководствуясь соб­ственным толкованием закона.

Третий пункт статьи 382 УПК, говорящий о применении большей меры наказания, чем это предусмотрено статьей, свидетельствует о неправильном применении нормы в полном смысле слова. Абсолютная очевидность непра­вильного толкования возможна только в тех случаях, когда оно основано на логическом противоречии или на противоречии с принятым в языке употреб­лением термина. Применение наказания в рамках установленного срока стро­го оговорено в УК. Статья 72 УК устанавливает соотношения сроков различ­ных наказаний. Само числовое исчисление наказаний укладывается в рамки математического языка, на основании которого может быть выстроена стро­гая логика. Если наказание предусмотрено до двух лет, то логически наказа­ние два года и менее будет истинным. Следовательно, более двух лет будет ложным. Исходя из этого, можно говорить о строгом понятии неправильного толкования закона на основе логических законов, не зависящих от интерпре­тации толкующих сторон.

В ГПК в п. 3 ст. 363 «Нарушение или неправильное применение норм материального права» говорится «о неправильном истолковании закона су­дом». В этом случае происходит отмена или изменение решения. Понятие неправильного истолкования распространяется согласно ст. 364 и на процес­суальные нормы, однако решение отменяется только в случае, когда это могло привести к неправильному разрешению дела.

В УПК понятие нарушения применяется к процессуальным нормам, а понятие неправильное применение к материальным. В ГПК основанием от­мены судебного решения является как неправильное применение, так и на­рушение. Разделение данных понятий носит формальный характер, и никако­го смысла в ГПК в нем нет. Оно могло бы иметь значение, например, когда разделяют заведомо неправосудное решение под видом толкования закона, как его нарушение, и неправильное применение закона как неправильное ис­толкование.

Такое разделение фактически существует в АПК, где, согласно ст.ст. 277 и 288, решение отменяется или изменяется в случае нарушения или не­правильного применения, а неправильное толкование по АПК связано только с неправильным применением.

Особенностью рассмотрения арбитражных дел в порядке надзора явля­ется то, что основанием по отмене или изменению судебных актов надзорной инстанцией может служить, если данный акт «нарушает единообразие в тол­ковании и применении арбитражными судами норм права» (п.1 ст. 304 АПК). Однако точного определения понятия «единообразие в применении» не су­ществует. Определять его статистически как наиболее популярное толкова­ние среди арбитражных судов или как соответствие толкованию высшей судебной инстанции?

Субординационный метод является необходимым для преодоления противоречий, но он не может быть основополагающим для осуществления правосудия, одной из стадий которого является толкование. Принцип законности означает, что судьи должны исполнять закон, а не выполнять указания вышестоящих судов.

Существует теоретическая проблема конфликта между тем понимани­ем закона, которое есть у судьи и тем пониманием, которое устанавливает вышестоящий суд. Имеет ли судья право отстаивать свое мнение? По мне­нию некоторых исследователей, нижестоящий суд не может в своем решении перечить вышестоящему. Например, Д. Б. Абушенко считает, что судебное усмотрение как свобода выбора одного из вариантов решения неприменимо к толкованию норм, за исключением решений высших судебных инстанций: «Любой правоприменитель, решения (либо иные акты) которого могут быть отменены вышестоящей инстанцией, не обладает возможностью по своему усмотрению определять смысл применяемых им норм». Конечно, при рассмотрении конкретных дел в случае отмены решения за не­правильное применение норм материального и процессуального права и от­правлении дела на новое рассмотрение, суд, вновь рассматривающий дело, должен учитывать аргументы вышестоящей инстанции. Например, согласно п. 2 ст. 390 ГПК толкование надзорной вышестоящей инстанции обязательно для нижестоящих судов.

Однако согласно процессуальному законодательству кассационная ин­станция, отправляющая дело на новое рассмотрение, не вправе устанавли­вать, какое решение суда должно быть принято при новом рассмотрении де­ла, а, следовательно, как необходимо толковать закон. В абсолютном боль­шинстве случаев суд, вновь рассматривающий дело, принимает решение в соответствии с тем толкованием, которое дала кассационная или надзорная инстанция. Но это не может обеспечить единообразности толкования при рассмотрении иных аналогичных дел. Таким образом, проблема единообра­зия толкования судебными органами правовых норм не может быть решена только путем иерархии судебного толкования и требует учета тех причин, которые делают возможным продуцирование разночтений закона. Для этого необходимо рассмотреть основные причины, по которым возможно различ­ное толкование. Эти причины настолько разнообразны, что охватить их пол­ностью не представляется возможным. В данном исследовании видится це­лью только выявить основные направления, на которых возможно появление различного толкования, описать основные принципы продуцирования разно­чтений.

Особое значение этих разночтений связано с тем, что правильное тол­кование устанавливается не на основании какой-то внутренней логики, со­держащейся в законе, а только по причине того, что правильное толкование применила вышестоящая судебная инстанция. Признание субординационно­го метода, в качестве определяющего вступает в противоречие с принципом верховенства закона.

Классификация различий толкования

Для более удобной классификации основных причин, порождающих различное толкование, их целесообразно рассматривать в связи с основными способами толкования норм, которые приняты в юридической науке, и были выделены во втором параграфе первой главы. Тем более что между различ­ным толкованием и применением способов толкования существует функцио­нальная и генетическая связь. Таким образом, мы будем рассматривать воз­можность различного толкования при языковом, систематическом, историче­ском, функциональном, логическом толковании. Другие способы толкования, как уже говорилось, так или иначе включены в эти основные способы.

Противоречия при языковом толковании

Наиболее значимые разночтения судами нормативных актов возможны на стадии языкового толкования, поскольку именно в естественном языке со­средоточена та открытость интерпретации, которая часто не позволяет делать логически однозначные выводы.

Грамматический способ толкования подразделяют на два этапа. Пер­вый лексико-морфологический, при котором определяется значение слов. Второй этап синтаксический, когда выявляется значение совокупности слов, объединенных логическими смысловыми связями.

В свою очередь разночтения при языковом толковании можно разде­лить также на две основные группы:

• при различном понимании значения употребляемых терминов (се-мантико-терминологические разночтения);
• при неясном, двусмысленном или даже многосмысленном тексте зако­на, обусловленном связями слов или словосочетаний в предложении (синтакси­ческие разночтения) или целых абзацев текста (текстуальные разночтения).

Семантико-терминологические разночтения во многом обусловлены первым — лексико-морфологическим этапом грамматического толкования, но не совпадают с ним полностью. Для юридического толкования важно вы­яснение значения не просто слов, но то, какое значение они получают в тек­сте правовой нормы, в качестве термина. Термин может выражаться как сло­вом (простой термин), так и словосочетанием (сложный термин).

А. Ф. Пиголкин выделял три группы терминов, употребляемых в нор­мативных актах:

• общеупотребляемые, обыденные термины;
• общеупотребляемые термины, имеющие в нормативном акте свой собственный смысл;
• специальные термины, среди которых особое значение имеют тер­мины юридические.

Возможность различного (несовпадающего) понимания значения тер­минов заложена в самой сути понятия «употребляемые». Приведем как пример многозначности смысла терминов, образованных из слов естественного языка, толкование судебными органами термина «ме­сто нахождения», содержащийся в статье 395 ГК.

В пункте первом статьи в частности говорится: «Размер процентов оп­ределяется существующей в месте жительства кредитора, а если кредитором является юридическое лицо, в месте его нахождения учетной ставкой бан­ковского процента на день исполнения денежного обязательства или его со­ответствующей части».

Термин место нахождения по отношению к юридическому лицу мо­жет иметь несколько смыслов, в частности оно может определяться либо в зависимости от места основной деятельности юридического лица либо от его государственной регистрации, либо местом нахождения его органов, или местом основной его деятельности. При языковом толковании невозможно установить преимущественное значение, поскольку допускаются все упот­ребления. Данная неясность проявилась и в судебной практике.

Так, Федеральный Арбитражный Суд Северо-западного округа в по­становлении от 16 февраля 2000 года (дело N А56-22НО/99), рассматривая жалобу ТОО КБ «Мост-Банк», отказался уменьшить сумму от процентов за пользование чужими денежными средствами. «Мост-Банк», ссылаясь на то, что местонахождение (юридический адрес) корпорации «Экско Лтд.», день­гами которой он пользовался, является штат Делавер, а не Санкт-Петербург, где совершалась сделка, признанная недействительной, подал кассационную жалобу. В ней он утверждал, что банковский процент также должен исчис­ляться по учетной ставке в месте нахождения.

Арбитражный Суд Северо-западного округа отказал в данном требова­нии, приведя в частности следующие аргументы: «Нельзя согласиться с до­водом кассационной жалобы ТОО КБ "Мост-Банк" в части неправильного применения судом ставки процентов за пользование чужими денежными средствами. Спорные правоотношения возникли между организациями, на­ходящимися на территории Санкт-Петербурга, неисполнение обязательства по перечислению денежных средств имело место в Санкт-Петербурге, так как договор банковского счета заключен между ТОО КБ "Мост-Банк» в лице Санкт-Петербургского филиала и Корпорацией "Экско Лтд" в лице Санкт-Петербургского представительства».

Из данного отрывка постановления явно вытекает, что арбитражный суд Северо-западного округа согласился с толкованием арбитражного суда Санкт-Петербурга термина места нахождения, как места основной деятельности. Таким образом, суд посчитал, что в данном случае термин место на­хождения в статье 395 ГК имеет иное значение, чем понятие место нахожде­ния юридического лица, которое установлено п. 2 ст. 54 ГК (место нахожде­ние как место государственной регистрации). Причем, и определение, данное в ст. 54 ГК, далеко от совершенства, поскольку буквальное его прочтение оз­начало бы, что место нахождение юридического лица в том органе, где оно зарегистрировано (что само по себе абсурдно). Наиболее логичным выводом было бы, что место нахождения — это юридический адрес организации.

Однако Постановлением Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 1 июля 1996 г. N 6/8 было установлено, что вплоть до принятия закона о регистрации юридических лиц, при разре­шении споров нужно исходить из того, что местом нахождения юридическо­го лица является место нахождения его органов. Разъяснение оставило не проясненным понятие место нахождения, поскольку не было указано место нахождения каких органов, центральных или непосредственно осуществ­ляющих хозяйственную деятельность, определяет место нахождения юриди­ческого лица. Главное — это разъяснение допускало противоречие с ГК, по­скольку фактическое место нахождения органа управления может быть не зарегистрировано в государственных органах.

Данное противоречие опять же сказалось на судебной практике. Дзер­жинский районный суд Санкт-Петербурга отказал в принятии заявления, ука­зав, что ответчик фактически находится по иному адресу. Отменяя определе­ние районного суда, кассационная инстанция в своем определении указала, что место нахождения юридического лица определяется в соответствии с п. 2 ст. 54 ГК РФ местом государственной регистрации, поэтому отказ в приня­тии искового заявления является незаконным.

3 декабря 1997 г. Президиум Санкт-Петербургского городского суда отме­нил определение кассационной инстанции, сославшись на п. 21 Постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ 6/8.

На примере рассматриваемого выше постановления Арбитражного Су­да Северо-западного округа видно, что при неоднозначности результата язы­кового толкования применение иных способов для выяснения значения нор­мативного акта не всегда решает проблему. Если одна из интерпретаций, ут­верждающая, что идентичный по форме термин определен в том же норма­тивном акте, может быть признана как систематическое толкование (аргу­менты одной из сторон), то аргументы суда о том, что правоотношения про­исходили в определенном месте могут быть рассмотрены в качестве функ­ционального толкования. Одна из функций права устанавливать равноправ­ные справедливые отношения в хозяйственной деятельности, и само призна­ние исчисления процентов в одном размере для обеих сторон можно при­знать осуществлением данной функции. Действительно, ведь стороны в рав­ной мере рисковали, осуществляя сделку в конкретном месте (Санкт-Петербурге). Пользование происходило здесь же, и, возможно, суд счел не­справедливым установить для одной стороны более высокий размер компен­сации убытков, чем для другой.

В данном случае для устранения неоднозначности необходимо законо­дательно определить термин место нахождения в российском гражданском законодательстве и унифицировать употребление данного термина. Можно согласиться с Ю. А. Тихомировым, который пишет о коллизиях, возникаю­щих в связи с многозначностью терминов: «Нечеткость и неточность поня­тий и терминов, заложенных в концепциях проектов законов, их недооценка мстят за себя потом юридическими ошибками, ложными взглядами и ошибочными позициями правоприменителей». Необходима определенность термина, которая и будет разрешением конкретной коллизии. Ведь ни аргу­менты систематического толкования, ни аргументы функционального толко­вания не могут быть решающими.

Особое значение языковое толкование термина судом имеет в уголов­ном судопроизводстве, поскольку от данного толкования в прямом смысле могут зависеть судьбы и жизни людей. При этом заимствование терминов из обыденного языка в УК особенно многочисленны. Отношения, которые ре­гулируются уголовным правом, затрагивают практически все слои населения и все сферы социальной жизни. Изложение норм уголовного права в рафини­рованных формализованных терминах представляется еще менее осуществи­мым вариантом, чем в области гражданского, финансового, или таможенного права. Поэтому проблема различий при толковании тех или иных терминов стоит как нигде остро.

Для примера приведем разночтение, которое возникло относительно термина, содержащегося в части второй ст. 105 УК РФ п. "в" убийство лица заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии.

Так, Президиум Верховного Суда РФ в постановлении N 56-099-38 ис­ключил из приговора осуждение по п. "в" ч. 2 ст. 105 УК РФ, признав, что убийство спящего нельзя отнести к беспомощному состоянию лица в том по­нимании, какое содержится в диспозиции п. "в" ч. 2 ст. 105 УК РФ, посколь­ку сон является жизненно необходимым и физиологически обусловленным состоянием человека.

Следовательно, Верховный Суд РФ истолковал термин беспомощное состояние как такое состояние, которое не обусловлено физиологической необходимостью, по всей видимости, связанное с некими неестественными нарушениями человеческой способности к самозащите.

Надо отметить, что буквальное толкование данного термина не позво­ляет с необходимостью установить те ограничения, которые сделал Верхов­ный Суд. Обратимся к «Словарю русского языка» С. И. Ожегова. В нем по­нятие беспомощный разъясняется как «нуждающийся в помощи, неспособный сам делать что-нибудь для себя, бессильный». Если определение «нуж­дающийся в помощи» вряд ли можно отнести к спящему человеку, то поня­тие «неспособный сам делать что-нибудь для себя» (неспособный защищать себя) и «бессильный» (защищать себя) вполне допустимо для толкования со­стояния сна как беспомощного состояния. Поэтому в данном случае толкова­ние суда, вынесшего приговор, где сон был признан беспомощным состояни­ем, вполне допустимо с логико-семантической точки зрения. Решение Вер­ховного Суда, частично отменившего приговор, имеет высшую юридическую силу. С точки зрения правоприменения его точка зрения в законном установ­ленном порядке является преимущественной по отношению к точке зрения нижестоящих судов. Однако сама логика данного конкретного решения, вы­несенного Верховным Судом, не является безусловной. По крайней мере, текст закона из-за многозначного термина не дает преимущества той или иной точке зрения. Фактически Верховный Суд дал по объему более узкое толкование термина, чем суд, вынесший решение.

Объем понятия определяется не просто анализом понятия, а контекстом, в котором это понятие употребляется. В юридическом толковании этот кон­текст задают логическое, систематическое, функциональное толкование. При­менительно к данному случаю ни один из данных способов не дает однознач­ного ответа. Логическое толкование применимо только когда определены са­ми термины. Систематическое толкование ограничено тем, что Уголовный Кодекс, в котором содержится данный термин, имеет юридическую силу и не действует только в случае, если противоречит Конституции РФ. Относительно же понятия беспомощное состояние Конституция никаких разъяснений не да­ет. Наконец, функциональное толкование также не дает определенного ответа, поскольку смысл части второй статьи 105 УК определить убийство, носящее болыцую общественную опасность, чем простое умышленное убийство одного человека. Определенно убийство спящего человека, из-за его беспомощности, более просто в осуществлении, поэтому его совершение носит большую обще­ственную опасность. Но и однозначного вывода, что оно из-за этого должно подпадать под действие пункта "в" статьи 105 УК, не следует.

Учитывая все вышеперечисленное, можно сказать, что в данном случае разрешение противоречия возможно только императивным методом.

Разночтения, связанные с синтаксическими и текстуальными связями

Другая возможность неоднозначного толкования в процессе примене­ния языкового способа, это содержание в самой структуре предложения или части текста неясностей и неопределенностей. Эти неопределенности связа­ны с грамматическим строем самого языка нормативного акта, со связями между словами и предложениями. Например, когда сложно установить, явля­ется ли слово существительным или дополнением в предложении. П. 2 ст. 100 ПС. гласит: «Увеличение уставного капитала акционерного общества воз­можно после его полной оплаты». В данном контексте неопределенности не возникает у лица, обладающего хотя бы первоначальными юридическими знаниями, которое понимает, что может быть оплачен уставной капитал, а не акционерное общество. Однако для людей, незнакомых с основами граждан­ского права, это может вызвать затруднение. Обычно устранения неопреде­ленностей в тексте осуществляются путем оценки контекста, в котором су­ществует неоднозначно написанная норма. Юридические знания и служат выявлению данного контекста. Синтаксические неопределенности, обуслов­ленные связями слов в одном предложении, как правило, легко устранимы, поскольку очень редки случаи, когда оба смысла обусловленных синтаксиче­ским строением предложения одинаково могли бы использоваться при пра­вовом регулировании.

Более обширные возможности для многосмысленности возникают в ре­зультате связи предложений в тексте. В некоторых случаях контекст не дает устранить неопределенность. Наглядный пример такого случая — рассмот­рение Конституционным Судом РФ в постановлении от 6 июля 1999 г. № 10-П вопроса толкований положений статьи 92 (части 2 и 3) Конституции Российской Федерации. Поводом послужило обращение депутатов Государ­ственной Думы, которые посчитали, что пункт 2 и 3 статьи 92 Конституции РФ не имеют однозначного толкования. Как известно, часть 2 статьи 92 Кон­ституции Российской Федерации предусматривает, что Президент Россий­ской Федерации прекращает исполнение полномочий досрочно в случае его отставки, стойкой неспособности по состоянию здоровья осуществлять при­надлежащие ему полномочия или отрешения от должности. В части 3 статьи 92 Конституции Российской Федерации определено, что во всех случаях, ко­гда Президент Российской Федерации не в состоянии выполнять свои обя­занности, их временно исполняет Председатель Правительства Российской Федерации.

Представители Государственной Думы в своем обращении указали, что из данного текста невозможно установить: понятие во всех случаях относит­ся только к тем случаям, которые описаны в п. 2 статьи 92 Конституции РФ или данный перечень случаев не ограничен? Конституционный Суд в своем решении истолковал, во всех случаях, как во всех возможных случаях.

Само разночтение возникло из-за того, что два пункта одной статьи идущие один за другим, содержат понятия случаев, при которых президент не может исполнять свои обязанности. В первом случае при досрочном пре­кращении своих полномочий, во втором случае, когда Президент не в со­стоянии выполнять свои обязанности, к которым, безусловно, относятся слу­чаи досрочного прекращения полномочий. При прочтении, допуская все смыслы и связи, которые возможны в языке, нельзя с определенностью сказать, относится ли пункт 3 исключительно к пункту 2 статьи 92 или же необ­ходимо их раздельное прочтение. В данном конкретном случае Конституци­онный Суд обратился к контексту фактического положения Конституции в правовой системе. «Смысл подлежащих толкованию положений Конститу­ции Российской Федерации может быть выявлен с учетом места и роли Президента Российской Федерации в системе государственной власти, а также особенностей его конституционного статуса». Таким образом, суд признал неустранимость противоречий языковым способом и решил приме­нить одновременно систематический и функциональный способы.

Проблема в том, что Конституция не определила случаи невозможно­сти исполнять президентом свои обязанности. Более того, в самом перечне случаев досрочного прекращения Президентом своих полномочий содержит­ся термин «стойкая неспособность» осуществлять принадлежащие ему пол­номочия. Сам термин «стойкая неспособность» явно носит неопределенный характер. Чтобы раскрыть этот термин, необходимо, прежде всего, опреде­лить, с каким периодом времени связано понятие «стойкая неспособность».

Отсутствие в Конституции четкой регламентации исполнения своих обязанностей высшим должностным лицом гипотетически допускает обстоя­тельства, когда большую часть своего срока Президент может не исполнять свои обязанности и при этом продолжать занимать свою должность. К сожа­лению, данные негативные обстоятельства проявились фактически.

Конституционный Суд своим решением устранил неопределенность в толковании данной статьи Конституции. Но негативен сам факт, что возмож­но разночтение по вопросу высшей государственной и общественной важности из-за недостатков текста Конституции.

Разночтения при систематическом толковании права

Систематический способ, как указывалось в во втором параграфе пер­вой главы, является подчиненным способом по отношению к языковому. В случае, когда систематическое толкование полностью отменяет грамматиче­ское толкование (например при противоречии одной нормы другой, но боль­шей юридической силы), происходит просто применение другой нормы пра­ва, чем та, которая толкуется.

Правовые нормы в идеале должны составлять взаимосвязанную строй­ную систему. Однако на практике система законодательства не является не­противоречивой. Как отмечает А. Ф. Черданцев: «Любая правовая система неэффективна, если она противоречива. Между тем правотворчество — про­цесс не только постоянный, но и осуществляющийся множеством субъектов. Все это может привести к наличию в системе норм права противоречивых, несогласованных норм. Кроме того правоотношения существуют не только во времени, но и в пространстве. Возникнув во время действия одних норм, они могут осуществляться во время действия других. Это также приводит к возможности столкновения норм».

Фактически в процессе толкования появляются возможности для про­тиворечий в толковании, связанные, в частности, с противоречием в самой системе права. Наиболее наглядно это выражено в коллизионном праве, ко­гда необходимо разрешить противоречие с двумя действующими нормами. Коллизии норм могут разрешаться путем определенных правил, которые ус­тановлены в законодательстве (коллизионных норм). Например, статья Кон­ституции 76 устанавливает правила разрешения противоречий законодатель­ства разного уровня. «Федеральные законы не могут противоречить феде­ральным конституционным законам».

Пленум Верховного Суда в постановлении от 19 декабря 2003 г. N 23 «О судебном решении» особенно отметил вопрос разрешения коллизий пра­вовых норм: «Если имеются противоречия между нормами процессуального или материального права, подлежащими применению при рассмотрении и разрешении данного дела, то решение является законным в случае примене­ния судом в соответствии с частью 2 статьи 120 Конституции Российской Федерации, частью 3 статьи 5 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации» и частью 2 статьи 11 ГПК РФ нормы, имеющей наибольшую юридическую силу».

Таким образом, устранение противоречий между нормативными юри­дическими актами различной юридической силы четко регламентированы. При установлении противоречий применение норм права, имеющих мень­шую юридическую силу, является нарушением законодательства. Однако на практике возможность применения нормы права, которая не должна приме­няться, сохраняется, что наносит существенный вред конституционному пра­ву граждан на судебную защиту.

Коллизионные нормы имеют особое значение при распределении вла­стных полномочий между федеральным центром и субъектами Российской Федерации. Например, при регулировании вопросов приватизации в городе Москве федеральные органы в лице Президента РФ и Московская городская Дума приняли противоречащие друг другу нормативные акты. Президент ут­вердил своим Указом от 24.12.93 № 2284 Государственную программу при­ватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации. В пункте 2.6 установлены условия приватизации арендаторами имущества, данного им в аренду. Московская городская Дума утвердила По­становление от 02.10. 96 № 85 «Об утверждении и введении в действие По­ложения о порядке продажи нежилого фонда на территории г. Москвы». В нем согласно п. 4, в частности, указаны лица, имеющие право выкупать, в том числе — «арендаторы, получившие права аренды на основании ранее заключенных договоров аренды», чего Государственная программа прива­тизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Фе­дерации не предусматривала, за исключением случаев, когда договор заклю­чался на основе конкурса или аукциона.

Данная правовая коллизия неоднократно возникала при рассмотрении споров о приватизации имущества в городе Москве.

Так Арбитражный Суд города Москвы в решении от 23.10.01 по делу № А40-45528/00-52-453 истолковал Федеральный Закон «О приватизации го­сударственного и муниципального имущества» в том же значение, которое было установлено Постановлением Мосгордумы от 02.10.96. Суть дела за­ключалась в том, что Акционерное общество заключило договор купли-продажи помещения со Специализированным государственным предприяти­ем по продаже государственного и муниципального имущества на основании распоряжения ДГМИ. До этого оно арендовало это помещение по договору аренды, где имелось положение о праве выкупа. Прокуратура города Москвы подала иск на расторжение данного договора как несоответствующего феде­ральному законодательству и, следовательно, ничтожного. Однако Арбит­ражный суд г. Москвы отказал прокуратуре в иске со ссылкой на Постанов­ление Мосгордумы и Федеральный Закон «О приватизации государственно­го и муниципального имущества», где установлены способы приватизации, одним из которых является выкуп арендованного имущества. Порядок про­ведения приватизации арендованного имущества суд решил определить, ис­ходя из Постановления № 85 Московской городской Думы.

Данное решение противоречило российскому законодательству, преж­де всего ст. 76 Конституции РФ, и было обжаловано Прокуратурой. Кассаци­онная инстанция разрешила дело согласно федеральным нормам и отменила решение Арбитражного Суда г. Москвы.

К сожалению, Прокуратура оспорила только само решение. Однако Постановление Московской Городской Думы №85 от 02.10.1996 в части про­тиворечия федеральному законодательству оспаривать не стала. Несмотря на то, что, согласно ст. 24 закона «О Прокуратуре Российской Федерации», про­курор или его заместитель приносит протест на противоречащий закону пра­вовой акт в орган или должностному лицу, которые издали этот акт, либо в вышестоящий орган или вышестоящему должностному лицу, либо обращается в суд в порядке, предусмотренном процессуальным законодательством Рос­сийской Федерации, протест подан не был. В результате московские власти продолжали осуществлять приватизацию государственного имущества путем продажи его арендаторам по правилам, установленным в вышеназванном По­становлении, уже после расторжения сделки, где косвенно было признано, что данное постановление противоречит федеральному законодательству.

Таким образом, не была устранена потенциальная опасность возникно­вения ситуации, когда суд может, ссылаясь на нормативный акт, принимать решения, которые противоречат законодательству в целом. Для недопущения этого при обнаружении противоречий между федеральным законодательст­вом и законодательством субъектов федерации, когда приоритет имеет фе­деральная норма, необходимо отменять нормы субъектов федерации.

Противоречия на горизонтальном уровне

Если противоречия между нормативными актами разных уровней юри­дической силы имеют четкие правила разрешения, на основании которых можно вынести однозначное законное решение, то коллизия нормативных актов одного уровня представляет существенную концептуальную правовую проблему. Особенно распространены случаи, когда противоречат общие и специальные нормы. При этом нужно помнить, что принципы применения общих и специальных норм различно определяются в правовых актах. В оп­ределенных случаях норма общего характера может быть признана приоритетной по отношению к специальной норме (например, так установлено в п. 2 ст. 3 ГК РФ), несмотря на то, что они регулируют однородные правовые от­ношения. С другой стороны, в том же ГК при регулировании договорных от­ношений в п. 3 ст. 420 ГК установлен приоритет специальной нормы над ча­стной.

Противоречия при систематическом толковании норм общего и специ­ального характера находят отражение в судебных решениях высших судеб­ных инстанций. Например, в решении Верховного Суда Российской Федера­ции от 10.12.1996 № ГКПИ 96-325-339, 346 признано незаконным и недей­ствующим Инструктивное письмо Министерства финансов Российской Фе­дерации, Федеральной налоговой службы России и Центрального Банка Рос­сии от 22.08.1996 г. N 1154. В названном письме разъяснялось, что статью 855 Гражданского кодекса Российской Федерации (в редакции Федерального закона от 12.08.1996 г. N 110-ФЗ), устанавливающую, в частности, приоритет списания денежных средств для расчетов по оплате труда с лицами, рабо­тающими по трудовому договору (контракту), перед платежами в бюджет и внебюджетные фонды, следует применять с учетом положений статьи 15 За­кона Российской Федерации «Об основах налоговой системы в Российской Федерации», предусматривающей первоочередное исполнение платежных поручений на перечисление налогов в бюджет и внебюджетные фонды. Сами эти положения явно противоречили статье 855 ГК. Признав данное письмо незаконным и недействующим, Верховный Суд мотивировал свое решение тем, что Письмо противоречит Гражданскому Кодексу РФ, а поскольку от­ношения производства операций по банковскому счету (ст. 845 ГК) являются гражданско-правовыми, к ним должна применяться ст. 855 ГК.

В данном случае суд принял решение на основе общей нормы, регули­рующей гражданские отношения, а не специальной нормы, регулирующей операции по банковскому счету, связанные с уплатой налогов.

23 декабря 1997 года Конституционный Суд принял постановление № 21-П «По делу о проверке конституционности пункта 2 статьи 855 Граждан­ского кодекса Российской Федерации и части шестой статьи 15 Закона Рос­сийской Федерации «Об основах налоговой системы в РФ"». Абзац четвер­тый п. 2. ст.855 ГК был признан противоречащим Конституции РФ. Консти­туционный Суд мотивировал это тем, что она «не согласуется с принципом равенства всех перед законом (ст. 19 часть 1 Конституции Российской Феде­рации)», поскольку «создает трудности с формированием доходной части бюджета, что может привести к задолженности по заработной плате работ­никам бюджетной сферы». В связи с этим Президиум Верховного суда сво­им Постановлением от 03.06.1998 внес изменения в решение от 10.12.1996, где отменил прежние мотивы признания незаконным оспариваемого письма, и изложил новые мотивы с учетом постановления Конституционного Суда. По сути общая и специальная норма теперь уже были признаны равноцен­ными, а выплаты долгов по зарплате и платежам в бюджет должны осущест­вляться в соответствии со сроками поступления платежных поручений.

В данном случае помимо систематического было применено функцио­нальное толкование, и установлено равенство социального значения как вы­платы заработной платы, так и выплат в бюджет. Нарушающие это равенство нормы были признаны противоречащими Конституции РФ. Но в ином слу­чае, например, при изменении социальных приоритетов общества в сторону защиты общественных интересов по отношению к частным (выплаты в бюд­жет важней выплат зарплаты), могло быть применено иное толкование.

Сама тема коллизионных норм весьма обширна и не входит в предмет нашего исследования. Необходимо лишь отметить, что единообразное толко­вание норм при систематическом способе является проверкой действенности всей правовой системы. Если не существует установленных законом жестких правил разрешения правовых коллизий, то это свидетельствует о глубоких противоречиях в самом функционировании правовой системы. Абстрактные понятия, которые существуют в нормативных актах или научных работах, например, такие как добросовестность судьи или подлинная воля законода­теля, создают больше проблем для правоприменения, чем разрешают вопрос по существу. В реальности, чем меньше возможности, опираясь на систему права различно интерпретировать закон и его действенность, тем эффектив­ней соблюдается принцип законности.

Разночтения при функциональном способе толкования

Существенные проблемы при соблюдении принципа единообразия юридического толкования возникают при функциональном способе.

Функциональное толкование связано с задачами, ценностями, принци­пами, которые ассоциируются в обществе с понятием права. Следовательно, функциональный способ ограничен тем правопониманием, которое сущест­вует на данном этапе развития общества. Однако правопонимание может весьма отличаться у различных классов, возрастных групп, профессиональ­ных объединений и просто отдельных личностей. В связи с этим возникает постоянная опасность разночтений при применении данного способа.

Существующая проблема отчасти разрешается тем, что функциональ­ное толкование применяют обычно только в случае невозможности применить языковой способ, а при его недостаточности систематический способ.

Однако правоприменители, осуществляющие свою деятельность в обществе, не могут абстрагироваться от существующих в нем ценностей. Поскольку наличествует огромное количество конкурирующих ценностей, которые так или иначе разделяют субъекты правовых отношений, конфликт интерпретаций до конца не устраним. Особенно это касается интерпретации норм-принципов, формулирующих общее направление правового регулиро­вания. Например, возникают разночтения, когда толкуются нормы, связанные с некими общими правовыми принципами, содержащимися в Конститу­ции. Проверка соответствия нормативных актов Конституции, всегда так или иначе опирается на те принципы, которые имеют судьи конституционного суда в процессе толкования.

При толковании указов Президента Российской Федерации от 30 нояб­ря 1994 Г. N 2137 «О мероприятиях по восстановлению конституционной за­конности и правопорядка на территории Чеченской Республики», указа Пре­зидента Российской Федерации от 9 декабря 1994 г. N 2166 «О мерах по пре­сечению деятельности незаконных вооруженных формирований на террито­рии Чеченской Республики и в зоне осетино-ингушского конфликта» возник­ли вопросы по определению соотношений принципов Конституции и норма­тивной базы, так или иначе затрагивающей данные принципы, в связи с чем было обращение в Конституционный Суд. Основной вопрос был связан с возможностью ведения боевых действий без объявления военного или чрез­вычайного положения. Законодательство напрямую предусматривало только два таких правовых режима. Но Конституционный Суд в своем Постановле­нии от 31 июля 1995 г. N 10-П дал положительный ответ относительно воз­можности иных правовых режимов, при которых фактически ведутся боевые действия, но чрезвычайное или военное положение не вводится. Основа ар­гументации Конституционного Суда сводилась к тому, что ради защиты кон­ституционных принципов президент может своими указами устанавливать правовые режимы, которые не установлены законодательной властью. Как отметил Конституционный Суд, из Конституции Российской Федерации не следует, что обеспечение государственной целостности и конституционного порядка в экстраординарных ситуациях может быть осуществлено исключи­тельно путем введения чрезвычайного или военного положения. Он аргу­ментировал позицию тем, что, по его мнению, законы «О безопасности» и «О обороне» допускают внутреннее использование вооруженных сил ради обеспечения защиты населения, территории и суверенитета и для защиты от внутренних угроз, направленных против личности, общества и государства, включая его конституционный строй, суверенитет и территориальную цело­стность.

Конституционный Суд, сославшись на то, что российские законодатели не обеспечили четкое регулирование при применении вооруженных сил внутри страны, определил указ Президента как конституционный, на основа­нии прямого действия Конституции. То есть на основании того, что Прези­дент своим указом осуществил прямое действие заложенных в нее принци­пов, в частности принципа территориальной целостности и государственного суверенитета Российской Федерации (ст.4 и 5 Конституции РФ).

Однако такая позиция Конституционного Суда не была бесспорной, что отразилось в большом количестве особых мнений судей Конституцион­ного Суда. Так судья Конституционного Суда А. Л. Кононов в своем особом мнении указал, что из Конституции Российской Федерации (статьи 56, 87, 88, 102) и действующего законодательства вытекают лишь два способа регули­рования правового режима таких ситуаций — военное и чрезвычайное поло­жение. То же, что согласно указам Президента Правительству были даны полномочия любыми средствами восстановить конституционный порядок в Чеченской Республике, в том числе с использованием вооруженных сил, яв­ляется нарушением Конституции РФ. Таким образом, согласно судье А. Л. Кононову, президент нарушил конституционный принцип разделения вла­стей. Нельзя не отметить диаметральную противоположность взглядов су­дей, принявших постановление, и судьи А. Л. Кононова.

В особом мнении В. О. Лучина говорится, что реализация данных ука­зов напрямую связана с текстом указов. А поскольку в результате реализации ликвидированы гарантии права граждан на жизнь (статья 20 Конституции), на неприкосновенность жилища (статья 25), на свободное передвижение, вы­бор места пребывания и жительства (статья 27) и др., достоинство личности (статья 21), то данные указы не могут считаться конституционными.

«Конституционный строй, замешанный на крови, людском горе и бедах как дорога не ведущая в храм, теряет свое основное предназначение — слу­жить Человеку».

Фактически интерпретация судьи Лучина основана на том, что функ­ционирование указа Президента нарушает основные права человека, гаран­тированные Конституцией, то есть, как и Конституционный Суд, он приво­дит аргументы функционального толкования, но противоположные аргумен­там Конституционного Суда.

Приведенный пример с постановлением Конституционного Суда на­глядно демонстрирует невозможность единообразного, а следовательно, и общеобязательного толкования лишь на основе выяснения значения текста нормы. Само наличие множества различных принципов, противоречащих друг другу, затрудняет однозначность решения. Например, принципы, регу­лирующие функционирование государства, и принципы, которые регулируют функционирование гражданского общества в данном государстве. Даже принципы, гарантирующие права и свободы граждан при определенных об­стоятельствах могут войти в противоречие с принципами, которые направле­ны на защиту данных прав и свобод. Возможны обстоятельства, когда для защиты прав и свобод одних граждан необходимо нарушить права и свободы других. И постановление Конституционного Суда №. 10-П от 31.07.1995 наи­лучший этому пример.

Не менее важен вопрос значения самого толкования нормы судом в формировании правосознания общества. Социальная жизнь нормы начинает­ся именно с момента ее реализации, и судебное применение играет здесь гла­венствующую роль. Например, применение какой либо нормы может проде­монстрировать обществу функционирование основных конституционных принципов в реальной жизни, В случае резонансных дел, получивших широ­кую известность в обществе, толкование нормы определенным образом мо­жет влиять на дальнейшее поведение в обществе.

На данном этапе развития российского общества особое значение име­ет сохранение межнационального мира в Российской Федерации, и различ­ные общественные организации требуют более активно применять статью 282 УК РФ: «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение чело­веческого достоинства». Широкую известность получило дело о нападении на московскую синагогу А. Копцева, в результате которой были ранены де­вять человек. Московский городской суд 27 марта 2006 признал Копцева ви­новным по ч. 3 ст. 30 УК РФ (покушение на совершение преступления) и ч. 2 ст. 105 (убийство). По ст. 282 УК РФ Копцев виновным признан не был, по­скольку суд посчитал недоказанным намерение Копцева своими действиями возбудить в ком-то из посторонних лиц национальную и религиозную враж­ду. Защита пострадавших с приговором не согласилась и приговор обжалова­ла. Верховный суд отменил данное постановление, и отправил дело на новое рассмотрение. 15 сентября 2006 г. новый состав суда признал Копцева виновным по статье 282 УК РФ. Особый интерес это дело представляет тем, что в нем очень четко был обозначена социальная роль права и судебных органов, его реализующих. Государственное обвинение и защита потерпевших старались акцентировать внимание на том, что признание данного деяния разжиганием национальной вражды будет серьезным прецедентом для борьбы с ксенофобией. Однако правовая сторона данного дела весьма не однозначна. Несомненно, имел место мотив национальной ненависти, что согласно п. «е» ч. 1 ст. 63 является отягчающим обстоятельст­вом. Но преступление указанное в статье 282 УК является преступлением против Основ конституционного строя и безопасности государства. То есть преступление имеет место, только если наличествует попытка установить некий стереотип поведения, который несет опасность государству. Для чего необходимо, чтобы преступление побуждало иных лиц к действиям мотивированным ненавистью к определенным признакам людей, как то их пол, национальность, язык, религия, принадлежности к какой то социальной группе, или желанием унизить их человеческое достоинство. Само унижение человеческого достоинства, не важно по каким мотивам имеющее место, будет преступлением против личности, К тому же, по мнению большинства правоведов, преступление предусмотренное статьей 282 УК РФ совершается только с прямым умыслом. Виновный осознает характер своих действий и желает их совершить. Суд, не признавший Копцева по данной статье, ссылался именно на недоказанность умысла разжечь ненависть у иных лиц, как на мотив преступления. Суд, согласившийся с доводами защиты потерпевших, посчитал, что само сознательное действие в публичном месте (синагоге) оказало влияние на иных лиц. Однако в таком случае данное деяние могло быть совершенно и с косвенным умыслом.

Проблема различной интерпретации поступка связана именно со слож­ностью толкования самой нормы установленной в статье 282 УК РФ. По сути, в ней нет четкого указания на то, что только умышленные действия с це­лью воздействия на сознание людей могут входить в состав данного преступ­ления. Правда, можно интерпретировать статью, и так, что любые действия, которые разжигают или могут разжечь национальную рознь, подпадают под статью 282 УК РФ. Однако это отнюдь не является бесспорным с точки зре­ния обеспечения безопасности. Ведь чувствительность к национальным про­блемам у разных людей различна. То, что для одних покажется нормой, дру­гие поймут как проявление ненависти. В России, к сожалению, происходит множество конфликтов, в том числе и на национальной почве. И каждый та­кой случай для тех или иных людей, особенно с националистическими убеж­дениями, будет примером ненависти. А если учесть, что статья выделяет еще ненависть и к определенным социальным группам, то ее действие может быть расширено до бесконечности.

Социальное значение судебных решений имеет огромное значение, и наличие четко установленных правил, исключающих конфликт интерпрета­ций, в конечном итоге предотвращает и социальные конфликты.

Разночтения при историческом способе

Разночтения при историческом способе не настолько часты, как в случае применения языкового, систематического и функционального способов. Осно­ву для противоречий здесь составляет различное понимание правовой нормы в момент принятия и в настоящий момент. Выше говорилось, что при невоз­можности достоверно установить значение нормы в момент принятия, необ­ходимо применять ее в этом значении, однако в случае непротиворечия прин­ципам, которые обусловливают действие права в настоящем. В случае проти­воречия нормы, принятой раньше, норме должна действовать иная норма.

Историческое толкование обусловлено не только физическими темпоральными факторами. Существенное значение имеет смена исторических эпох, влекущая соответственно изменение правовой культуры. Особую сложность представляет изменение содержания правовых понятий при неизменности формы.

Например, некоторые преступления были указаны как в старом, так и новом Уголовных кодексах. Такое преступление как распространение порно­графии указано как в ст. 228 УК РСФСР, так и в ст. 242 УК РФ. Однако смысл, который вкладывался в понятие порнографии, при принятии двух ко­дексов различен. По крайней мере, если следовать практике применения этих статей, поскольку до сих пор четкого понятии порнографии в российском за­конодательстве нет. То, за что сажали людей в советское время, ныне допус­тимо даже на экранах центральных телеканалов.

Какому применению права необходимо отдать предпочтение? Если, к примеру, лицо совершило действие в начале 1995 г. незадолго до введения но­вого УК, которое является преступлением по старому УК, но не является по но­вому, необходимо ли его привлекать к уголовной ответственности? С одной стороны, на тот момент действовал УК РСФСР. С другой стороны в стране уже сменен общественно-политический строй и поменялись нормы нравственности. Можно безусловно исходить из того, что закон улучшающий положение осуж­денного должен действовать задним числом. Однако здесь все равно необходимо толкование. Ведь вопрос не в санкции нормы, а в ее диспозиции. Если термин законодательно не определен, а лишь по факту изменилось отношение общест­ва и в частности правоохранительной системы к определенным нормам нравст­венности, то это не снимает проблемы. К примеру, встречается судья у которого «старые» представления о нравственности.

В любом случае такая неопределенная ситуация порождает множество вариантов противоречащих толкований и должна устраняться путем законода­тельного установления значения действующей нормы в соответствие с общест­венно-политическими обстоятельствами, действующими на данный момент.

Ограничения различий в толковании при логическом способе

Разбирая проблему возникновения различий толкования при использо­вании основных способов толкования, мы исходили из гипотезы, что основа толкования всегда лежит в области языка. Историческое, систематическое, функциональное и историческое толкования, так или иначе, могут задавать контекст ограничения того смысла, который может быть выявлен в результа­те языкового толкования закона. Возможность различного прочтения одного и того же текста существенно подрывает унификацию толкования. Следова­тельно, необходимы некие правила анализа текста, которые устранят разно­чтение. Такими правилами при текстуальном анализе законов обладает, пре­жде всего, логика. Она является наиболее универсальным средством устра­нения противоречий в тексте в случае имеющейся возможности или средст­вом выявления неустранимых противоречий. Насколько логика значима для процесса толкования и для правоприменения в целом, ясно выразил Г. Ф. Шершеневич: «Применение закона представляет силлогизм, в котором боль­шую посылку составляет юридическая норма, а малою посылкою является данный случай, насколько состав юридического отношения соответствует за­конным предположениям».

Наличие однозначного общеобязательного толкования возможно толь­ко при строгой логической форме закона. В случае такой строгой логической формы любое различное толкование судами одной и той же нормы предпола­гает наличие неверного толкования, поскольку при логическом толковании противоречий быть не может.

Очень точно характеризовал противоречие в судебном решении Ганс Кельзен. «Если же конфликт существует внутри одного судебного решения (что возможно лишь в том случае, если судья душевнобольной), то наличест­вует бессмысленный акт, значит, как было показано выше, вообще нет ника­кой действительной нормы».

Конечно, очень редко можно встретить противоречащие себе решения суда. Однако все же логические противоречия встречаются в судебных ре­шениях при применении нормативных актов. Явное логическое противоре­чие возникает, когда прочтение содержания нормативного акта логически никоим образом не допускает того решения, которое применяется.

Например, при ничтожности сделки необходимо следует положение о том, что все полученное по сделке возвращается сторонам. В данном случае действует строгий силлогизм, и никаких исключений для этого правила не предусмотрено. Приведем пример логического нарушения в связи с данной нормой. В решении от 17.12.2001 по уже упоминавшемуся делу №А40-45528/00-52-453 суд отказал в применении последствий недействительной сделки, хотя признал, что сделка и была недействительной. Напомним суть дела: Московский Комитет по имуществу продал организации через СГУП помещение с нарушением федерального законодательства. Прокуратура по­дала иск, и суд признал в конечном итоге, что сделка противоречит феде­ральному закону «О приватизации», следовательно, согласно статье 168 ПС является ничтожной, но отказал в применении последствий на основании то­го, что «АО не использует данное помещение». Сама формулировка, на осно­вании которой было отказано в применении двусторонней реституции, не со­ответствует не только законодательству о недействительности сделок, но и в принципе логическим законам. Прежде всего, речь шла о продаже в собст­венность, следовательно, передавались не только вещи в натуре, но и права на них. Даже если бы помещение фактически не перешло к покупателю (что, как позже было установлено, не соответствовало действительности), должно было быть возвращено все полученное по сделке. Право собственности с од­ной стороны (в данном случае право собственности не перешло к покупате­лю), а с другой стороны сумма, уплаченная продавцом покупателю (факт оп­латы по сделке никто не оспаривал). То есть при таких обстоятельствах с не­обходимостью следует возврат полученной суммы. Никакая интерпретация в рамках логических правил не может обосновать иное. Однако не только пер­вая инстанция Арбитражного суда города Москвы приняла решение в нару­шение логики, но и апелляционная инстанция этого суда присоединилась к данному нарушению, оставив постановлением от 18.02.2002 решение от 17.12.2001 в части применения последствий недействительной сделки без изменений. Только постановлением кассационной инстанции Окружного ар­битражного суда решение и постановление были отменены и дело передано на новое рассмотрение. При этом в данном постановлении говорилось, что в случае признания сделки ничтожной последствия недействительности сле­дуют с необходимостью.

Наличие логического противоречия при интерпретации правовой нор­мы носит особый характер, поскольку именно в таком случае можно гово­рить о неправильном применении нормы.

Например, возвращаясь к Постановлению Конституционного Суда от 31.07.1995 №-10-п, можно сказать, что разночтения были порождены отсут­ствием логически однозначного ответа относительно режима применения вооруженных сил. Если бы в законодательстве (прежде всего Конституции) было установлено, что использование вооруженных сил может быть только и только при режимах чрезвычайного или военного положения, либо иного режима, установленного законом в определенном порядке, то указы Прези­дента невозможно было бы интерпретировать как соответствующие Консти­туции. Но поскольку такого прямого запрета не было, возможность разно­чтений сохранилась. Исходя из постулата о приоритете логического способа толкования в юриспруденции, можно обозначить те меры, которые необхо­димы для максимальной унификации толкования правовых норм судами.

Метки: Гражданский процесс